Это было сложно. Высокие стены (иногда в два ряда), глубокие рвы с водой, разводные мосты, укреплённые ворота, башни с узкими винтовыми лестницами только для одного человека, волчьи ямы с кольями на дне, тупиковые участки простреливаемые сверху и со всех сторон, кипящая смола выливаемая с башен на штурмующих, внезапные ночные вылазки, скалистые грунты с невозможностью подкопов. А ещё центральное укрепление с высокой башней, колодцем, запасами продуктов и надеждой на подход подкрепления. Всё это создавало приличные трудности.
В такой ситуации лучше всего было брать замки внезапно, а ещё лучше заслав в них предварительно своих лазутчиков или завербовав предателей среди защитников замка, которые могут реально помешать закрыть ворота в самый ответственный момент или открыть их в условленное время, отравить источник с водой и продукты, устроить пожары в самых важных местах, а так же тайные убийства наиболее авторитетных руководителей обороны, а потом распускать панические слухи подрывающие мужество защитников замка.
Конечно такое удавалось редко. И тогда устраивали осаду с блокадой подъездных путей, с попытками подкопов (если грунт позволял), с регулярными обстрелами каменными ядрами и зажигательными смесями из разного рода катапульт, с попытками разрушить ворота или слабые участки стен с помощью таранов. С взаимной снайперской охотой лучников и арбалетчиков.
Ослабив обороняющкгося противника, начинали приступ с лестницами, таранами, передвижными башнями, засыпкой рвов, оборудованием подъездных путей, ультиматумами, переговорами, штурмами, отражением вылазок, информационной войной, показательными казнями (с двух сторон), руганью и оскорблениями.
И не всегда побеждали штурмующие. Есть целый ряд замков, особенно в труднодоступных горных местностях, которые считались непобедимыми. Но то, что нельзя победить открытой военной силой всегда можно склонить к сдаче политическими и экономическими средствами. Любой "неприступный" замок имел пределы стойкости. Все они в конце концов признавали действующую власть в стране и нет ни одного, который бы устоял с тех пор и до нашего времени без изменений в политической ориентации.