— Господи, да чего их готовить?! К чему? Они сами сто раз готовы были, потому что мы с мужем последние год-два почти исключительно на крик разговаривали. Я зачинщица во всем, чего скрывать. Он бы лучше отмолчался, а потом, как всегда, бутылкой утешился… Не могла я больше его пьянство терпеть! Он хороший человек был, и способный, но слабый. Водка его сгубила, он первый, что ли? Отец у него тоже алкоголиком был, деда я не застала, врать не буду, но сдается мне по свекровкиным рассказам, что и он… Детей он любит, а как же! Когда трезвый, и погулять с ними всегда был готов, и повозиться, и пошутить, да и с уроками помочь не отказывался… Но они тоже устали. И от его пьяного скотства (он пьяный-то тихий, если я не лезу, но омерзительный донельзя), и от наших скандалов, и от моих слез. Сын еще в четвертом классе учился, а как-то пришел ко мне в комнату и говорит так серьезно: «Мам, а почему, собственно, ты с ним не разведешься?»
Дочка его больше нас всех любит и сейчас жалеет. Когда я ему при всех сказала: «Все, не могу больше, уходи!» — она одна к нему кинулась: «Папа, не уходи, давай ты будешь лечиться, перестанешь пить!»
Как будто мы за эти годы не пытались его подшить, закодировать, что там еще было…Но откуда же ей знать! Ее же, малявку, не посвящали…
А сын на моей стороне, однозначно. Когда мы разошлись, где-то через месяц, я слышала, он сестре сказал: «Вот видишь, как мы теперь спокойно живем, никаких криков, скандалов. И мама больше не плачет». А Варя ему: «Ну да, конечно, нет человека — нет проблемы. Если я сегодня из окна выброшусь, тебе вся комната целиком достанется, больше карманных денег и не надо будет со мной воскресный пирог делить…»
Я, как услышала от дочки такое, потом долго украдкой ревела. Но что ж я могла?!